AMNESIA

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » AMNESIA » ≫ ROAD HOUSE » test theme

test theme

Страница: 1
Тема закрыта

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

http://forumavatars.ru/img/avatars/0016/60/26/55-1464985013.png
CALLUM BLACKWOOD
● Возраст: 25
● Место жительства, занятость: после знакомства со сводным братом решил снимать квартиру в Даунтауне, неподалеку от больницы. Интерн-травматолог
● Проклятый род: Уилкокс

● Биография:
Родители: Хелен и Виллер Блэквуд.
Не стоит, наверное, лезть мне в голову. С детства мама говорила, что мои мысли, как рой диких пчел. И лучшего сравнения мне самому не подобрать. Словно броуновские частицы в один момент они оглушают меня своей суетой и беспорядком, в другой - выбивают из колеи полным затишьем и пустотой. Наверное, в этом вся проблема, и год за годом лучше не становится. 
За традиционным для нашей семьи воскресным завтраком, на который по просьбе мамы я являюсь, даже несмотря на тяжелые ночные смены, под пристальным взглядом отца я ухожу в себя, не обращаю на него внимание, думаю.
О чем?
Недавно я стал случайным свидетелем преступления. Странно и любопытно все же. Я вспоминаю детали и чувствую тоску и сожаление. И странно мне не потому, что я размышляю об этом уже не первый день, а потому, что мне хотелось бы оказаться в центре тех событий, забыть о них и снова увидеть. Быть может, это отголоски медицинской практики, но меня не терзают моральные муки. В душе остался сладкий осадок от испытанных эмоций, столь редких для меня.
Мне скучно здесь. Скука мой преданный спутник в этом сером бесцветном мире. Она, как черная дыра,  затягивает. Вначале медленно, ты еще можешь плыть против её течения, но чем дальше, тем сложнее.  Мне хочется выбраться, но в моем сером мире серые берега сливаются с серой рекой, я их не различаю.
Говорят, что в мире полно красок. Мне остается верить людям на слово. Моя палитра состоит из черного, белого и градации серого. Я таким родился. Это приносит некоторые неудобства, но я адаптировался и редко с кем делюсь особенностью своего зрения, окружающие обычно не замечают этого.  Таким же скудным диапазоном обладают и мои эмоции. В них самое светлое, белое чувство - это любовь к маме, и черное - непонимание отца. Иногда мне кажется, как будто кто-то другой решил так за меня. С моей бедностью на чувства, я сам не понимаю, откуда во мне столько презрения к нему, но не получается его любить так, как любит она. Мне остается только терпеть его, чтобы мама была счастлива.
С детства казалось, что мне уготовлено чужое, однообразное будущее. Я  часто испытывал тоску по тому, что еще не видел и не пробовал, ограничиваемый отцом.  Наверное, поэтому развлекался по-своему, идя наперекор и разочаровывая его ожидания раз за разом. Он хотел видеть меня капитаном футбольной команды, я увлекался научными трудами. Он выбирал Аптаун, а я, словно примагниченный, тянулся в Даунтаун. Он мечтал, что я пойду по его стопам, а я поступил на медицинский факультет. Он выбил мне место в частной клинике, но я устроился в городскую больницу. Нет, папа, я бы не позволил тебе прожить мою жизнь за меня. Во мне много лет зрело желание саморазрушения. Я готов был блевать на идеальную жизнь и все из-за тебя. 
Наша семья "благополучна". Так очень часто говорят. У нас есть красивый дом, сошедший словно с картинок рекламных буклетов, которые я обычно не глядя сминаю и выкидываю. Есть приторно уютный двор с мангалом и беседкой, в которой временами отец заседает в компании мэра. Есть идеальный газон и газонокосильщик Томми, с которым можно раскурить косяк-другой. Есть бассейн и мамина оранжерея, утопающая в серых цветах. Отец преподает в местном колледже, он уважаем, солиден и консервативен, как проржавевший Форд Фалкон, который давно пора списать на свалку к таким же динозаврам. Не понимаю, чем он ее зацепил. Мама - творческая натура, работает дизайнером садового ландшафта. "Моя весенняя, гениальная", - часто говорю я ей, подкрадываясь сзади, улыбаясь и обнимая, пока она работает в своем саду. В ней до сих пор не угасла молодость, и когда мы выходим в свет, незнающие люди искренне удивляются тому, что я ее сын, принимая нас за ровесников.
А еще у меня есть сводный брат. Логично было бы испытывать к нему такие же черные эмоции, как и к отцу, предавшему когда-то мою маму, но я их не почувствовал. Наоборот, его появление  пробудило во мне что-то живое. Не будь я столь неопытен в эмоциях, я бы подобрал нужные слова, чтобы описать свои ощущения, а так на языке крутятся лишь "любопытство", "изумление", "тяга", "тепло", "вдохновение" и "слишком мало".

● Характер:
Хмурый, спокойный, несколько медлительный.
Каллум не любит и не умеет говорить о себе. Это вы и сами поймете при первой встрече. Попробуйте начать беседу с подобных расспросов, и познакомитесь с его молчаливым взглядом, способным смутить неподготовленного. Некрасиво, согласен. Но Блэквуду присуще подобное нахальство. Расценивайте такое поведение, как заботливое предупреждение о нелегком нраве.
Тем не менее, в Каллуме нет ожидаемого самодовольства своими поступками и манерами. Им движет не озлобленность или неприязнь. Виной всему безразличие, граничащее с саморазрушением. Перед вами человек, утративший интерес к жизни. Его не посещают суицидальные мысли. Жить он хочет. Но он сыт по горло обыденностью, ему скучны обычные юношеские забавы. Ему этого мало. Он тянется к острым ощущениям на грани и знаниям, но и они не помогают заглушить беспричинную тоску. Он готов зацепиться за любую идею, способную развеять серость его будней. Но есть ли такой способ? Каллум все больше в этом сомневается.
Долгое время он даже интересовался религией. Сложно сейчас сказать, откуда взяли корни его вопросы касательно веры и существования Бога. Его как магнитом тянуло в  церкви. Каллум почти никогда не затрагивает эту тему вслух, но его и сейчас часто можно увидеть задумчиво перебирающим четки с крестиком в руках. А если заглянуть на одну из его полок с книгами, то там вы непременно наткнетесь на Библию.
Не смотря на повседневную молчаливость, он умеет убеждать, сам при этом с головой увлекаясь идеей, которую пытается донести до окружающих. Блэквуд любит разговоры между строк, и часто в свои слова вкладывает неявный смысл, тем самым играя с собеседниками, провоцируя и оценивая их. Едва различимые намеки и недосказанность - в этом весь Каллум. Даже если он и пытается донести до вас какую-то мысль, то старается быть проводником, а не констататором фактов. Он противник навязанных мнений и предрассудков. И считает, что человек сам должен формулировать свои взгляды.
Каллум закрыт и недоверчив с незнакомыми и мало знакомыми людьми. Не любит выставлять напоказ свое "я" и не стремится во всем быть первым. Ему комфортно в роли серого наблюдателя. Он ценит друзей, но с трудом поступается собственными принципами. Поэтому если дружба сталкивается с его убеждениями, она подвергается большой проверке.
Блэквуд категоричен в решении своих проблем. Часто сжигает мосты и редко дорожит привязанностями. Особое значение в жизни Каллума играет его мать. У них непростые отношения, окружающим часто кажется, что на грани, но ради нее Блэквуд готов пойти на все.

● Факты о персонаже:
- Родился и вырос в Аптауне в семье преподавателя и дизайнера ландшафтов;
- имеет врожденный зрительный дефект - Ахроматопсию, не различает цвета;
- много курит, мало спит, нейтрально относится к легким наркотикам;
- в школе держался отстранено, но не был в числе аутсайдеров;
- врагам может ответить несоизмеримо жестко и безэмоционально;
- его притягивают белые вороны, людские уродства, страхи и необычность;
- от мамы перенял любовь к искусству;
- обладает специфичным эстетическим вкусом, находя красоту в полной безнадежности, заброшенности, разрушениях и грязи;
- тем не менее не терпит беспорядок на работе;
- перфекционист;
- любит прохладу, его нормальная температура тела — 37 градусов;
- одушевляет лес, не курит в его пределах, и не позволяет этого делать тем, кто рядом;
- по своей натуре жаворонок;
- любит бег и плавание;
- не любит яркие вспышки света; говорить о старости; представлять себя в старости; и когда кто-то касается его личных вещей;
- боится быть погребенным заживо.

0

2

http://forumavatars.ru/img/avatars/0016/60/26/14-1450294501.png
IDEN THORN
● Возраст: 21 год (16 ноября)
● Место жительства, занятость: Даунтаун, музыкант, продавец книг
● Проклятый род: Бэйкер

● Биография:
When that light goes out they'll see
Some move on and some will breathe
If you have a reason or if you believe
In darkness we trust...
- Ты не можешь бросить меня здесь одну, мерзкий щенок! - она то завывает, то хрипит, практически волочась за мной по полу, а я пытаюсь отцепить её костлявые пальцы от своего рюкзака, шаг за шагом продвигаясь к двери. К свободе. - Я восемнадцать лет на тебя угробила! Ты обязан мне своей жалкой жизнью! Не смей покидать этот дом! Иден! Иден!
От хлопка двери - там, во сне - я проснулся, с трудом удержав себя на сиденье автобуса. Судорожно выдохнул, в попытке усмирить бешеный стук в груди, и огляделся по сторонам. Разумеется, моего панического пробуждения никто не заметил, в автобусе осталось только три человека, да и те были больше похожи на зомби - безмолвные и угрюмые в этот глухой предрассветный час. Повернувшись к окну, я потер запотевшее стекло рукавом. Не знаю, что хотел там увидеть сквозь темноту, туман и потоки дождя. Старый лес или призраков из своей прежней жизни. Три года я провел, напрасно стараясь убедить себя, что больше не принадлежу этим богом забытым местам. А теперь ненавидел себя за чувство, что возвращаюсь домой.
Один мой знакомый из Манчестера, любивший порассуждать о психологии и прочей подобной херне, особенно яростно настаивал на существовании такого понятия, как жертва не сделанного аборта. Сам он к подобным людям вовсе не относился, но эта тема почему-то увлекала его сверх всякой меры. Обычно жертва аборта - это такой иронический способ унизить оскорбляемого. Покруче, чем недоносок, но в ту же сторону. Оно легко расшифровывается, потому что сознание не допускает существования жертв аборта в привычном смысле слова. Зато, если задуматься, кажется, у не сделанного аборта жертвы есть. Они рождаются и вырастают, чувствуя свою нежеланность. Они рожают и в глубине души винят ребёнка за сломанную жизнь. Занятно, правда? В последний раз, когда он завел эту волынку по пьяни, я его почти поколотил. Всё еще помню, как в груди всё горело огнем, и с какой силой сжимались мои кулаки. Он-то не мог знать, что городит чистую правду, и, конечно же, не мог знать, что одна из таких жертв - вот она. Старина Иден, который пьет этот дешевый портвейн вместе с ним.
Моя мамаша залетела, когда ей было шестнадцать. Тощая прыщавая девчонка из бедной семьи, она не отличалась ни особым умом, ни привлекательностью, но раздвигала ноги охотно и без вопросов, чем заработала репутацию идеальной давалки, сношаясь с которой такие же прыщавые юнцы могли не задаваться вопросами, как доставить удовольствие девушке и где добыть презерватив, поскольку этого от них совершенно не требовалось. Ирония в том, что ни одному из них так и не удалось сыграть финальный аккорд её беззаботной молодости, почетный титул будущего отца достался вполне себе женатому школьному учителю, платившему юной Маргарет Торн зачетами за секс, дважды в неделю. Стоит ли говорить, что для её родителей это был тот еще шок? Мои дед с бабкой терпели многое. То, что их дочь хренова истеричка, её тягу к саморазрушению, и даже то, что она была шлюхой. Чего они стерпеть не могли, так это её беременность от сорокалетнего мужика, имеющего жену и вроде бы даже ребенка. Дед грозил ружьем, бабка - финансовыми обязательствами, но доказать причастность учителя им так и не удалось. Он жил в Аптауне, он дружил с мэром, а они всю жизнь вкалывали на местной скотобойне.
Жертвой не сделанного аборта я стал по воле случае, и неудачного для моей матушки стечения обстоятельств. В семнадцать лет она не собиралась тратить всё свое время и силы на мерзкого орущего младенца, о чем неоднократно заявляла родителям. Будь Маргарет чуть дальновиднее, ей бы хватило мозгов помалкивать и сделать аборт без лишнего шума, но угомонилась она лишь в последний момент, чем немало встревожила свою собственную, куда более проницательную мать. Из местной медицинской конторы моя бабка тащила дочь через весь Даунтаун волоком, железной хваткой сжимая изрядную часть её темных волос.
Так я и рос между ними - двумя упрямыми озлобленными женщинами, ненавидевшими друг друга всей душой. Тишину и спокойствие мне дарил только дед, смирившийся с ролью человека без голоса, но не желающий позволять внуку жить исключительно в эпицентре скандалов. В этой семье он был единственным, кто заботился обо мне по-настоящему. Я помню долгие прогулки по окрестностям и все его старые байки, помню сильные руки, увитые множеством шрамов, помню суровые наставления и неизменную поддержку во всем, помню крепкий аромат табака и горящих листьев, которым пропиталась каждая из его фланелевых рубашек. Но уже не помню лица...
Дед умер, едва мне стукнуло десять, не пережив второй в своей жизни обширный инфаркт. Умер у меня на глазах, прямо за рулем своего старенького пикапа. Казалось, весь Даунтаун должен был слышать мой отчаянный вопль в тот день, наполненный животным страхом и горем, но его не услышал никто. По правде говоря, сейчас я не уверен, что кричал вообще, поскольку воспоминания мои за все эти годы переплелись с кошмарами слишком плотно. Знаю одно, мне пришлось вылезать из машины, покалеченной встречей с деревом, и ковылять полмили до ближайших жилых домов.
После похорон я замкнулся, стал угрюмее, и всё больше времени старался проводить вне осточертелых мне домашних стен. На самом-то деле, из меня рвалось многое: чувства, мысли, глупые детские мечты, которые приходилось прятать и запирать на гигантский амбарный замок, поскольку мать с бабкой провоцировались на скандалы слишком легко. Признаюсь, порой я ввязывался в споры намеренно, орал до хрипоты, они орали в ответ и это были те редкие случаи, когда их хоть что-то объединяло. Мои порывы выглядели жалко, я знаю.
Я шлялся по улицам Холлсэндса в компании точно таких же мальчишек и девчонок: одиноких, одичалых, ненужных. Мы цеплялись друг за друга, но каждый из нас приносил и забирал с собой что-то свое. Ближе всего я сдружился с Кэти, живущей напротив - тощим ураганом с копной пшеничного цвета волос. Она вела меня сквозь тьму серых будней, словно маяк. Даже в те дни, когда мы оба чувствовали это... Опустошение и мерзкий зуд, спрятавшийся под кожей. Я пытался его игнорировать, двигаться дальше, но он поглощал меня и становился всё сильней. Этот зуд не заглушали ни книги, ни музыка, ни общение с теми, кто заменил мне семью. Лишь Кэти могла понять, что я чувствую, лишь она нашла выход из долбаной клетки, в которой мы оба просидели не меньше месяца.
В тот день она показала мне пачку бритвенных лезвий. Тонких, блестящих, идеально острых. Я молча наблюдал, как она достает одно из них, в ужасе и предвкушении. Молча наблюдал, как она протягивает руку и вспарывает кожу одним единственным легким движением, как из пореза проступает багровым бисером кровь. Я был очарован. А потом она извлекла из коробки еще одно лезвие и протянула мне. Я взял его. Разумеется, взял. И повторил каждое движение.
- Это освобождает, чувствуешь? Дело не в боли, ведь её почти что и нет. Дело в крови. Видеть, как она покидает тело и чувствовать, как вместе с ней уходит пустота - это главное. Не вздумай резать слишком глубоко. Ты нужен мне живым, рядом. Теперь всё будет чуточку легче.
Её голос отчетливо зазвучал в моей голове, и я плотнее закутался в свою тонкую куртку на сидении автобуса. Опустошение пожирало меня изнутри, но пачка лезвий с самого дна рюкзака не окажется в моих пальцах раньше, чем наступит рассвет. Нужно было на что-то отвлечься, и я в очередной раз попытался представить, что скажу Дэнни, когда мы увидимся. Мне так и не удалось попрощаться перед отъездом, а о плане побега знала лишь Кэти. Безнадежно мертвая Кэти, ради которой я возвращался в эти глухие места. Мысли о Дэне сделали всё только хуже. Я не мог избавиться от чувства вины. Проще думать о прошлом.
Очередной перелом в семье случился, когда мне было шестнадцать. В одно особенно хмурое зимнее утро моя бабка куда-то ушла из дома и не вернулась. Вот так охренительно просто, словно растворилась в воздухе. Неделя ленивых поисков, как водится, не дала ничего, а моя мать не слишком и волновалась по этому поводу. Думаю, она почувствовала облегчение. Больше некому было пилить её за то, что подсела на наркоту, больше некому было мешать ей притаскивать в дом особенно сомнительных мужиков. В тот период я почти поселился на улице, вместе со своей гитарой и неизменным набором лезвий, а ночами шлялся по друзьям. В своем собственном доме я не мог нормально дышать.
Таким усталым марафоном я прожил два следующих года. Если взглянуть на них со стороны: уставать-то было не от чего. Жизнь, вроде, крутилась в привычном темпе. Друзья, пьянки, школа, скандалы дома, порезы, квартирники, море музыки, секс, школа, скандалы дома, порезы, подработки то тут, то там. Беда в том, что с каждым моим возвращением к матери наши ссоры становились всё хуже. Она воровала мои деньги на свои наркотики, пока я не перестал хранить сбережения в доме, она хотела, чтобы я был под рукой: тащить её до кровати, когда она не в состоянии этого сделать сама, готовить еду, чтобы не дать ей подохнуть с голоду. Черт, да я делал всё это. Но терпеть её рядом с собой каждый день было далеко за пределами возможностей моей потрепанной нервной системы.
Школу я закончил в восемнадцать и куда лучше, чем ожидал от себя, но после пьяного, пропитанного сигаретным дымом выпускного, совершил серьезную ошибку, в запале ссоры ляпнув матери, что собираюсь уехать из города. Она не должна была этого знать. Никто, кроме Кэти, не должен был. На следующее утро я проснулся с диким похмельем, крепко привязанный к батарее в своей же комнате, такой уж была плата за мою неосторожность. На освобождение я потратил целых три часа, в кровь изодрав затекшие руки, после чего как можно тише собрал свои вещи и направился прочь. На свободу.
- Не смей покидать этот дом! Иден! Иден!
Боже, помоги мне забыть эти жуткие вопли.
Мои сбережения были скудными, но их хватило на то, чтобы добраться до Манчестера, снять крохотную квартиру в спальном районе и целый месяц искать достаточно приличную работу. Я всё пытался объяснить себе, почему не звоню Кэти, почему не отвечаю на письма старых друзей. Они были дороги мне, хоть я их и бросил, но меня терзал страх.  Страх, что через них Холлсэндс вновь до меня доберется, затащит в свои объятия и сожрет целиком. Почти каждую ночь мне снился опустевший Даунтаун, из которого не было выхода. В каком бы направлении я ни двигался - всегда возвращался обратно.
Сложнее всего оказалось приспособиться к новой жизни психологически. Манчестер не подавлял меня, город дышал энергией, затягивал в водоворот событий, новых людей, а я едва поспевал за этим бешеным темпом. Иногда мне казалось, что прежде я жил в каком-то сюрреалистическом сне. Здесь же всё было слишком реальным. Настолько, что свет всех этих огней резал глаза. А потом всё закончилось.
Новость о смерти матери нашла меня в сентябре 2012го, через электронную почту. Письмо было бесстрастным и чертовски лаконичным, извещая меня о том, что Маргарет Торн скончалась в собственном доме от передоза около трех дней назад. В самом низу я нашел дату похорон и настойчивую просьбу приехать в Холлсэндс. Словно мое возвращение хоть что-нибудь значило. Но в нем совершенно не было смысла. Следовало ли мне винить себя за то, что не почувствовал ничего? Ведь я был её сыном лишь формально. Между нами никогда не возникало хоть каких-нибудь теплых чувств, так уж звучала печальная истина. И я не собирался возвращаться, пока не наткнулся в сети на другой некролог.
Кэти. Безнадежно мертвая Кэти, день похорон которой в точности совпадал с датой в моём письме. Я словно сгорал заживо. Мне нельзя вспоминать об этом.
Дождь закончился, и через грязное стекло автобуса я увидел, как над лесом поднимается солнце. Люди на сиденьях зашевелились, предчувствуя скорый конец этой долгой поездки, но я не испытывал облегчения. Впрочем, нельзя сказать, будто я испытывал хоть что-нибудь. Все мои мысли сосредоточились лишь на коробке со дна рюкзака, единственном лекарстве от пустоты, а из утреннего тумана уже проступали очертания города...

● Характер:
– Человек, который режет себя, не обязан быть депрессивным меланхоликом верно? У всех бывают плохие и хорошие дни, а у меня, вероятно, плохих дней просто немного больше. Нет, спасибо, я не нуждаюсь в помощи и лечении, поскольку именно этим способом прекрасно лечу себя сам. В общем-то, меня мало заботит чужое мнение в тех случаях, когда я сам совета не спрашивал, и вряд ли мне взбредет в голову полагаться на рассуждения малознакомых людей.
– Во мне самого детства с трудом уживаются неумение быть ведомым и нежелание брать на себя лидерство. Ответственность без уверенности – вещь, на мой вкус, бесполезная. Все эти красивые слова типа обещаю и клянусь... Я не гадалка, негде мне взять гарантии, что всё получится. Жизнь - слишком непредсказуемая штука, а я - как и любой человек - слишком хрупкий мешок мяса и костей. Впрочем, ладно, это прозвучало слишком категорично. Обещания может и не так плохи, если не растягивать их на всю жизнь, и быть в достаточной степени реалистом. Тогда, вероятно, удастся избежать пожизненного чувства вины и прочих прелестей. Что до роли ведомого… С этим мне мешает избыток независимости, наверное. Не выношу давления, любого рода. Будь то излишне навязчивая точка зрения или вовсе шантаж. Черт, всё равно какой-то разговор о крайностях получается…
– Чувство вины не пугает меня, просто обычно оно слишком острое. Виноватым я себя чувствую слишком часто, порой из-за каких-то мелочей. Но если быть совсем честным, обвинения со стороны меня больше злят. Если я действительно виноват, за каким чертом нужно бить еще больнее и тыкать меня в это носом, а если не виноват, то просто, какого хрена? Не люблю сплетни и когда обо мне говорят у меня за спиной, но давно научился относиться к этому с изрядной долей безразличия. Нужна правда, спроси меня самого. А когда веришь сплетням, в правде и не нуждаешься, тогда я тут при чем?
– Не выношу скверных конфликтов, не от того, что боюсь в них участвовать, скорее уж наоборот. Знаю, что способен натворить всякого, о чем в последствии буду жалеть. Обычно мне удается сдерживать себя довольно успешно, но если я срываюсь – то срываюсь по полной. Ярче всего это проявляется в драках – полный пиздец, когда меня доводят до бешенства, существенно отличается от того пиздеца, когда вопрос лишь в самозащите. Во втором случае еще хоть какие-то предохранители срабатывают, потому что приходится просчитывать ситуацию наперед.
– Конфликты с близкими людьми – другой вопрос. Они меня серьезно огорчают, если говорить о тех, кто мне действительно дорог, само собой. Всё же доверие - слишком ценная штука, чтобы разбазаривать её направо и налево или потерять из-за того, что кто-то из нас по глупости похерил нормальные отношения. Иногда лучше послать темным лесом собственное упрямство и не позволить себя оттолкнуть, чем развернуться и уйти, а потом засыпать с мыслью - ну какой же ты хренов кретин. Иногда. А бывает так, что приходится вовремя заткнуться и сваливать.
– Не верю я в ложь во спасение и никакие истории, никакие примеры из жизни не убедят меня, будто она способна принести хоть что-то хорошее. Нет, это не значит, что в определенной ситуации я стану вываливать на человека всю дерьмовую истину, чтобы позволить ему в ней же и захлебнуться. Но лучше уж не сказать ничего. По причинам, которые должны быть достаточно очевидны, чтобы мне не требовалось их озвучивать.
– Хм, теперь стоит объяснить, что предыдущие красивые слова насчет не дать себя оттолкнуть и прочего… Они очень сильно зависят от человека и ситуации в целом. Чаще всего, особенно в отношении случайных знакомых и не слишком близких друзей, я ненавязчив до такой степени, что эту черту путают с полным пофигизмом. Путают, как раз те, кто знает меня в большей степени поверхностно, а переубеждать подобных людей у меня нет никакого желания. Бесчувственный мудак, окей. В чем же здесь суть... Я уже говорил, что не выношу давления, так вот, это палка о двух концах, мне и на других давить не особо приятно. Если человек явно расстроен - я, конечно, спрошу, что случилось. Может быть, даже дважды. Но если ответа не получу, то и пытать не стану, предоставив ему полное право вопрос доверия ко мне решать самостоятельно.
– Из меня вообще очень хреновый утешитель, и я никогда не умел проявлять сочувствие, если в полной мере не испытывал его. Если говорю, что мне жаль, это значит лишь то, что мне действительно жаль, но я не тот, кто станет уверять, что всё наладится. Вот, снова всплывает тема бессмысленных обещаний. Ненавижу обманываться, хоть порой и приходится на это пойти – мало кому удается за свою жизнь вообще не делать никаких исключений. Да, некоторым людям я кажусь дохера принципиальным, однако, существование только ради принципов – не мой случай. Но я снова отвлекся… Проблема в том, что мне, честно, очень хреново дается поддержка на словах. Когда нужно подставить плечо или позволить выговориться, пожалуйста, подставлю плечо и выслушаю, может даже постараюсь что-то посоветовать, а вот позволить обманываться, и себе и другим, как я уже сказал, не смогу. Впрочем, если есть шанс помочь делом, я способен пойти на многое.
– Тут сложно судить о пределах. Ну, знаете: «я никогда не пошел бы на…». Даунтаун таких определенностей не любит, я и сам их не очень люблю. Когда вернулся, начал понимать, что тут происходит такое дерьмо, которое саму реальность превращает в чертов набор условностей. К тому же, мне, как и любому представителю рода человеческого, свойственно ошибаться. Весомость цены лишь в том, насколько вовремя удается осознавать свои ошибки. Парочка из них уже обошлась мне непомерно высокой ценой. Поэтому, здесь я стараюсь полагаться на инстинкты и слушать собственную интуицию, спасавшую меня намного чаще, чем голос разума.
основные черты: упрямство, импульсивность, независимость, недоверчивость, эмоциональность.

● Факты о персонаже:
● для своего роста довольно худощав, но на деле сильнее, чем кажется;
– рост - 6'1" футов, вес - около 143 фунтов
● курит с 15 лет, от трети до половины пачки за день;
– сейчас предпочитает легкие Red&White или Hilton
● не любит напиваться до потери контроля, никогда не принимал наркотиков;
– обычно выбирает виски или стаут, а для покупки лезвий дилеры не требуются
● три дня в неделю подрабатывает на подхвате у грузчиков в Tesco;
– отдел стройматериалов, вечерняя смена
● чаще берет книги из библиотеки, чем покупает новые;
– любимые авторы: Ирвин Уэлш, Джефф Нун, Джек Керуак, Стивен Кинг, Нил Гейман
● любит играть на гитаре и неплохо поет, но довольно самокритичен;
– любимая музыка: Porcupine Tree, The Subways, The Strokes, Royal Blood, Foals
● любит фотографировать на потрепанный временем полароид;
– чисто для себя, большинство фотографий потом хранится в коробках из под обуви
● боится высоты и ненадежных лестничных конструкций;
– это приобретенный страх, а не врожденная фобия, поэтому в половине случаев его еще можно хоть как-то контролировать
● является сомнительно удачливым обладателем IV отрицательной группы крови.

0

3

I разговор в Кофейнике
● кличка: Полуночник
(поначалу звался Блуждающим, но кличка не прижилась)
● дата рождения: 5-ое ноября
● среда обитания: отщепенцы, к.13
● внешность:
Matthew Bell
- Почему у тебя всегда такое
грустное лицо? Ты несчастлив?
- Я счастлив. Просто у меня такое лицо.

Полуночник высок, худощав, хотя еще не дошел до состояния передвижного набора костей. Его рост не вполне соотносится с весом, а вес, в свою очередь, с количеством поглощаемой пищи. Линии ребер явственно просматриваются при каждом вздохе. Бледная сухая кожа плохо поддается воздействию солнца, вены на руках выступают, не заставляя могильных Паучих долго возиться с поисками. Вся спина исполосована грубыми широкими шрамами, о происхождении которых он распространятся не любит. Куда менее значительный шрам, тонкий и белесый, перечеркивает его правую бровь.
Растрепанные каштановые волосы, густые, но ломкие, расчесыванию поддаются с трудом, так что приходится выбирать: тратить на них время, или же ходить жертвой урагана целый день. Стрижется Полуночник коротко. Чаще всего сам, что только усугубляет проблему, однако не вызывает особых переживаний.
Его узкая челюсть четко очерчена, щеки впалые с хорошо читаемой линией скул. Уголки губ слегка приподняты вверх, словно подразумевая врожденную склонность к улыбчивости. Впрочем, далекую от действительности. Улыбается Полуночник от силы пару раз в месяц. И то, если повезет. Искусанная нижняя губа периодически трескается и кровоточит.
Из-за тяжелого взгляда серых глаз, подведенных синяками от вечного недосыпания, выглядит он существенно старше своего возраста. Смотрит Полуночник настороженно и упрямо, словно бросая вызов, что совершенно не соответствует его реальному самоощущению. Но страх спрятан за высокие бетонные стены. Порой эти стены покрываются трещинами, порой даже рушатся, и он неизменно отстраивает их заново.
Его движения, спокойные и размеренные в периоды одиночества, на людях становятся быстрыми и немного нервными. Длинные пальцы, с поломанными и погрызенными ногтями, постоянно крутят какой-нибудь мелкий предмет или же рвут бумагу, скрывая дрожь. Бумага копится в кармане белым пеплом. Широкие шаги стремительно уносят в темные закоулки Дома, подальше от скоплений народа, плечи ссутулены, словно это поможет стать незаметнее. Всё в нем выдает человека, который не умеет расслабляться. Так кажется со стороны.
Побрякушек Полуночник не любит, и на шее носит один единственный амулет, принесенный когда-то в Дом из Наружности вместе с собственной персоной. Черный камень на кожаном шнурке, опутанный медной проволокой. Он когда-то был матовым, но сейчас тускло блестит от постоянных прикосновений.
Гардероб не блещет особым разнообразием – в него входят черные джинсы и ворох футболок на пару размеров больше нужного. На ногах вечно потрепанные кеды. Зимой – свободные свитера, высокие ботинки и старая куртка неопределенного цвета.

● биография:
Уходя, мы оставляем отпечатки
теплых пальцев на холодном стекле...

Давным-давно, где-то в далекой безликой Наружности жил мальчик… Был он из тех детей – добрых и любопытных, у которых всё всегда хорошо, и ничем особенно от своих сверстников не отличался. Его жизнь, подобно широкой реке, текла размеренно и предсказуемо. Он знал, что такое любовь, умел отдавать её другим, ничего не ожидая взамен. Его сердце дышало свободой, незнакомое с болью и страхом. Больше всего на свете мальчик, одаренный богатой фантазией, любил придумывать воображаемые миры и путешествовать по ним перед сном. Самым любимым его миром был древний Лес с деревьями такой толщины, что не обхватишь руками, населенный самыми странными существами. Лес дышал силой, жизнью, и был совсем настоящим. О нем мальчик никому никогда не рассказывал. Так и жил, еще не зная, что за ним охотится Беда.
Беда не торопилась, выжидала, пряталась в темных углах, скалила зубы и пугала скрипучим воем по ночам. Она посеяла зерна страха в сердце мальчишки и бережно их взрастила. Ей незачем было торопиться, ведь жертва тем вкуснее, чем меньше сопротивляется. А после настал тот день, когда Беде надоело ждать. Тогда она выскочила, вцепилась стальными когтями-крючьями, кусала, терзала и мучила. От неё некуда было бежать в Наружности и некуда прятаться. Не мог мальчик найти убежище и в своем Лесу, ведь он был всего лишь воображаемым.
В такую темноту затащила мальчишку Беда, так крепко вцепилась, что его сердце выдержало натиска и боли. В тот день он сдался…
Я не помню, был ли когда-то «нормальным». И не уверен в том, что значит это слово. Мое детство – россыпь фотокарточек, потрепанных по краям. Я нахожу себя, запечатленного там, с неизменным удивлением. Этот мальчишка, умеющий так беззаботно улыбаться, словно пришелец из мира бесконечно далекого от меня. Порой я чувствую вину. За то, что позволил ему умереть. Тихо и незаметно.
В Дом я попал, давно перестав быть ребенком. Но еще не совсем став собой. “Мы не можем больше содержать его ни в обычной школе, ни дома. С ним постоянно случаются какие-то панические припадки, и он совершенно не спит по ночам. В психиатрической мы были, разумеется. Там посоветовали отправить его сюда”. Мои пальцы терзают тонкую бумагу, разрывая её на сотни крохотных лоскутов. В директорском кабинете отец пытается объяснить, что я не псих. У него получалось бы лучше, будь он сам уверен в том, что говорит. Но он не верит. В моих руках горстка мелкой-мелкой бумажной трухи. Я прячу её в карман и мечтаю о сигарете. Пачка спрятана на дне рюкзака, обложена коробками таблеток, которые я давно перестал принимать. В голове странная пустота и тихие шепоты. Тогда я закрываю глаза и прислушиваюсь.
Через несколько дней мой мир белоснежен и нелюдим, а самым интересным развлечением, после книг и размышлений, становится скольжение по начищенным до блеска полам. Местным надсмотрщицам это не понравилось бы, но они видят меня лишь нервно-дрожащеруким, застывшим и напряженным. Все мои умения прятать страх ничего не стоят, когда рядом люди в белых халатах. Похоже, здесь никто толком не знает, что со мной делать. А я мечтаю выбраться отсюда. Ночами выхожу из комнаты и слоняюсь по стерильным коридорам. Чуть позже узнаю, что кто-то прозвал меня Блуждающим. От этой клички веет могильным холодом и меня передергивает каждый раз, когда доводится её услышать.
По вечерам, вместе с едой, мне пихают какие-то таблетки, которые приходится глотать под строгим надзором. У них отвратительный затхлый привкус. Через пару часов всё тело становится вялым и каким-то непривычно тяжелым. Похоже, что это снотворное, однако спать оно мне не помогает совершенно. И никогда не помогало. Впрочем, пытаться объяснить посторонним мои сложные отношения со сном – дело заведомо гиблое. Может я когда-то и спал дольше двух-трех часов в сутки, но сам уже этого совершенно не помню.
Слово “переселение” замаячило передо мной неожиданно в одно дождливое и особенно холодное утро. Пару часов провел на подоконнике, считая капли и приходя в себя. Да, мне уже ненавистны и тишина, и типично больничная еда, и этот всепоглощающий белый цвет. Но там, за дверью, море голосов и любопытных глаз и их обладателей, которые смотрят оценивающе, принюхиваются, скребут стены, тащат наружу страх.
Коридоры кажутся длинными до жути, почти бесконечными. Скольжу взглядом по полу и нижней части стен. Всё, что доступно, если не поднимать взгляд. Человек впереди несет мою сумку, с которой я бы справился и сам, но желания спорить не возникает. В поле зрения то и дело попадают чужая обувь разных мастей. Кеды, кроссовки, ботинки, сапоги до колена… Неожиданно, домашние тапочки. Всё это разнообразное, разноцветное, порой увешанное побрякушками. И неизменно потрепанное. Отчего-то меня это успокаивает. Внезапная остановка заставляет резко затормозить. Отважившись поднять взгляд, рассматриваю дверь. На ней изображена цифра, читаемая с трудом. Дверь открывается, и жилистая рука моего проводника проталкивает меня внутрь.
Дом кажется необъятным, около двух месяцев у меня уходит только на то, чтобы привыкнуть к возможности безнаказанно шататься по ночам. Воровать книги из библиотеки. И к тому, что здесь гораздо проще быть невидимкой.  Дом обволакивает своим собственным миром, стирая воспоминания о прошлой жизни одно за другим. Этот новый мир пестрый и многообразный, а населяют его сломанные люди. Мне всё еще сложно общаться с ними, но всегда интересно смотреть. Они и не требуют этого общения, не называют “психом” и “шизофреником”. У них совсем иные законы охоты.
Выбрасываю очередные часы. Не знаю, зачем они мне, но носить никак не отучусь. Может, сегодня и стоит. Что-то подсказывает мне – так будет правильно. Чей-то силуэт выплывает из темноты, а я замираю посреди коридора, напряженно принюхиваясь. Он пахнет сигаретами и одной из местных популярных настоек на спирту. Его походка неровная, в руках полуразбитый фонарик. Луч света бьет по глазам. “Эй! Новенький, да? До чего вы шугливые, просто смешно. Куришь? Как звать-то тебя? Ого, прямо призрак ночи. Полуночник, а? Намного веселее, по-моему. Ну, будь здоров, Полуночник”.
Год прошел, а я всё привыкаю к новой шкуре, становясь не призраком Блуждающим, а Полуночником. Находя тех людей, с кем могу общаться без дрожи в руках и коленях. Проводящим дни во дворе или библиотеке. Бродящим по коридорам ночами. Прячущим под подушкой старенький “полароид”. Пишущим на стенах исключительно черным маркером. Забредающим туда, куда можно попасть только заблудившись. Тем, кто пьет безумное количество кофе, ненавидит таблетки и спит, укрывшись одеялом с головой.

● характер:
То, что ты видишь и слышишь, в некоторой
степени зависит от того, каков ты сам.

Полуночник – человек-эмоция, любому чувству отдающийся безраздельно и целиком. Каким-то чудом он умудряется держать этот ураган подальше от окружающих, но сам из него выбирается нескоро и весьма даже потрепанным. К сожалению, негативных чувств в его жизни всегда больше, что провоцирует депрессии. Самокритичность тоже мешает жить, за любые ошибки он корит себя куда сильнее, чем требуется. Может, всё дело в перфекционизме, а может в заниженной самооценке, определить сложно. Наружное прошлое давит на него тяжелым грузом, от которого не так-то просто избавиться, потому он не слишком уравновешен и всегда тратит слишком много нервных клеток.
Его никак не назовешь уверенным в себе. Самым большим достижением за последние годы стало умение скрывать страх. Тот самый, что больше всего отравляет существование. Не сказать, что достижение это обошлось малой ценой. И не сказать, что где-то в Наружности от него был толк. Был с детства Психом, так Психом и останешься до самой старости. Если только не подвернется шанс начать всё с чистого листа. Попав в Дом, Полуночник обрел этот шанс, а потому упускать его не намерен.
Общение с людьми – еще одна большая проблема. Полуночник замкнут, и постоянно ощущает себя уязвимым: из-за этого предпочитает меньше говорить – больше молчать, смотреть и слушать. Но ему нравится наблюдать за людьми. В тех случаях, когда они не слишком много внимания обращают на него самого. Любое излишнее внимание к своей персоне, особенно негативное, он переносит плохо. Тем не менее, старается хоть с кем-нибудь общаться. Сильнее всего его тянет к личностям импульсивным, или напротив: предельно нелюдимым. Мотивы этого притяжения он не способен объяснить сам себе, не говоря уже о других. Ему тяжело найти в себе силы довериться постороннему человеку, но парень учится, потому что иначе не выжить. Одиночка скорее вынужденный, он страдает от этого уже очень давно: у поломанной психики свои правила.
Парень не терпит агрессии и конфликтов, однако влезает в них, страдая некоторым альтруизмом. Он умеет драться, может постоять за себя, если не остается другого выбора. Впрочем, куда лучше, когда выбор остается. Для него привычно полагаться на интуицию, доверять ей больше, чем решениям, принимаемым головой. Точно так же он предпочитает больше полагаться на себя самого, чем на других, и не понимает, зачем нужно говорить о чувствах или еще похуже – делиться своими проблемами. Чужие эмоциональные монологи выслушивать способен, а вот внятно отвечать на них – увольте.
В глаза собеседникам Полуночник смотрит очень редко. Говорит чаще тихо. Но внятно. Почти всегда только короткими фразами. Зато много жестикулирует, иллюстрируя слова некими абстрактными движениями рук и пальцев. Довольно скоро пальцы начинают дрожать, приходится спешно прятать руки в карманы. Напряженно размышляя о чем-то, парень трет висок или переносицу. Ходит всегда быстро, будто куда-то торопится. Чаще всего, с книгой в руках или в наушниках, подключенных к старенькому плееру.
Читает он в наибольшем количестве мифы и старинные сказки. Как раз те, к которым никто не пытался придумать счастливый конец. Музыку слушает мелодичную, но тоскливую: в основном классический рок. Он любит темноту и темные цвета, очень горячий кофе без сахара, грозы и предрассветные часы. Любит чинить то, что сломалось, или доламывать то, что починить нельзя. Тратит огромное количество времени на размышления и фантазии, проживая в них десятки разных жизней. Иногда фотографирует, если удается раздобыть кассеты для Полароида.

● диагноз:
Хроническая бессонница и мигрени (в мед.карте III группа инвалидности). В довесок: острая социофобия (не путать с антропофобией), осложненная паническими атаками.

● прочее:
Он смотрит на меня как-то странно. А я стараюсь на него не смотреть. Не нравится мне этот взгляд. Изучающий. От одного его присутствия мне неуютно, не говоря уже о взглядах. Понимаю - это неправильно, но мне, по большему счету, сейчас всё равно, что правильно, а что нет. Он провонял Наружностью, и я проявляю чудеса сдержанности, не морща нос в брезгливой гримасе.
- Ты изменился здесь, - в его голосе нотки неуверенности.
- А тебе это не по душе, - я скорее утверждаю, чем спрашиваю. Мне известно всё, о чем он думает. Ненавистная жалость так и сочится через маску отцовской заботы. С той лишь разницей, что жалеть ему теперь в общем-то некого. Запуганного мальчишку, которого он здесь оставил, я давно перерос. Как и всё наружное, что в нем было. И говорить нам с ним больше не о чем, но он продолжает приходить, принося с собой запахи прошлого. Эти его визиты сначала раздражают своей регулярностью, после чего удивляют степенью раздражения. Насколько же сильно я прирос к Дому, когда успел так сильно возненавидеть Наружность…


II разговор на Изнанке

● внешность Изнаночная:
Его взгляд холоден и насторожен. Короткие жесткие волосы уже седы на висках, пусть он и выглядит не старше двадцати пяти. Жилистые руки покрыты шрамами и свежими царапинами. Тяжелые ботинки оставляют глубокие следы на земле и снегу. С потертого пальто стекают капли дождя. Местные называют его оборотнем из-за ярко-желтых волчьих глаз, но никто ни разу не видел, чтобы он превращался, хотя странных повадок в нем хватает.

● возможности: Прыгун
● ключевые моменты путешествий:
Усталый парень бредет вдоль стены, держась за неё рукой. Кончики пальцев скользят по переплетениям букв.
“То, что ты ищешь – в тебе самом”.
Здесь он останавливается, размышляя. Как найти в себе то, что вырвали с корнем, и к тому же невероятно давно? Мысли о корнях только прибавляют тоски, и парень идет дальше.
“В поисках верного пути, выбирай тот, что ведет в противоположную сторону”.
“Чтобы вовремя найтись, нужно вдумчиво теряться”.
“Лес всегда за твоей спиной.  Ищи на нюх”.
Парень спотыкается и невольно принюхивается. Пахнет краской. Надпись свежая, изумрудно зеленая, все буквы разного размера и наползают друг на друга. Несколько секунд он внимательно всматривается в слова, словно ожидая, что они изменят свое положение или станут чем-то совершенно иным, потом пожимает плечами, садится на пол и закрывает глаза. Ему необходимо вспомнить что-то очень далекое. Не просто вспомнить, а воссоздать, воскресить из пепла. Это что-то отчасти наружное, но всё же нет, потому что к Наружности имеет так же мало отношения, как и к нему самому. Шелест листьев и мягкий пружинящий мох и запах влажной земли. Давняя детская фантазия. Но точно такой же совсем недавний сон. Который вовсе не казался парню сном. Он сидит на полу неподвижно, тихо напевая какой-то простой мотив. Сидит до тех пор, пока не зарывается пальцами в жесткую траву…

Полуночник искал Лес с первых дней своего пребывания в Доме. Вот только не совсем тот, а точнее, совсем не тот, который его обитатели привыкли упоминать в надписях на стенах и туманных намеках. Нет, Лес он искал свой собственный – полузабытый воображаемый мир, бывший когда-то уголком безопасности. До того, как всю его жизнь затопило страхом и темнотой. Поиски эти не увенчались бы неожиданным успехом, если бы парень не довел себя до того состояния, когда нить реальности теряется в слишком сложных переплетениях мыслей. Так он впервые оказался в Лесу Серодомном, но пробыл там лишь до рассвета, потом испугался чего-то, и его вышвырнуло.
Так гладко больше не получалось. С тех пор Полуночник побывал на Изнанке лишь однажды, проведя там три месяца. Свое “путешествие” он потратил на поиски Леса. Память подвела его, и эта мысль была единственной, державшей на плаву.

*****
Полуночник лежит на земле, прислушиваясь к шороху листвы. Глаза закрыты, он боится открыть их и спугнуть ненароком окутавшее его наваждение. Даже дыхание медленное, осторожное. В ребро упирается острый корень, царапая кожу под тонкой футболкой. Десятки попыток попасть сюда за долгие годы, и ни одна из них не увенчалась успехом. Может, всё от того, что страха в нем было больше, чем веры.
Однажды это место отравили, превратив волшебный древний Лес в кладбище мертвых деревьев и сухой травы, режущей пальцы. Он помнил их, пепельно-серые стволы, словно кости, подпирающие свинцовое небо. Небо осыпалось белым пеплом или плакало маслянисто-черным дождем. Деревья зловеще скрипели, покачивая костяными голыми ветками. В самом сердце мертвого леса – холм, заросший колючками. На том самом холме и стоял восьмилетний мальчишка, парализованный страхом. Холодный ветер трепал его волосы, принося с собой шипящие голоса. “Ну почему ты никак не сдохнешь, маленький подонок, разве мало усилий пришлось приложить для этого?” “Я подвешу тебя на самом высоком суку, а потом посмотрю, как ты дергаешься”, “Слышишь, как ломаются твои кости? Не хнычь! Скажи спасибо за одну здоровую руку”, “Беги отсюда! Беги!”. Так громко, как в тот день, мальчик не кричал ни разу в жизни.
Сердце бешено колотится в груди, пальцы впиваются в землю, с корнем вырывая траву. Полуночник распахивает глаза, задыхаясь. Над ним листва, такая густая, что сквозь неё едва видно небо. Воздух вокруг наполнен шелестом и пересвистами; и в этих звуках нет ничего даже отдаленно похожего на тот мерзкий голос. Лес вокруг нетронутый ядом, дышащий жизнью. Он невероятно реален. Куда реальнее, чем любой сон или галлюцинация. Куда реальнее, чем мир, доверху набитый стенами и паникой.
Парень заставляет себя подняться с земли; кулак прижат к груди, в попытке успокоить трепещущее сердце. Он там, куда и хотел попасть так отчаянно. Выходит, вера оказалась сильнее. Несколько неуверенных шагов – борьба с головокружением. Ему необходимо успокоиться, панические атаки обходятся дорогой ценой. А это значит, что на месте стоять нельзя. Выбрав направление, Полуночник направляется в чащу.
Он идет долго, огибая овраги и уворачиваясь от острых веток, метящих в глаза. Все его мысли сосредоточены на движении и странном чувстве, которое никак не выходит идентифицировать. Оно стекает мурашками по спине, щекочет, и звенит туго натянутой струной. То ли отголоски паники, то ли интуиция. Парень останавливается, тянет носом воздух. Пахнет прошедшей грозой и тревогой. Там, за деревьями, чьи-то глаза наблюдают за ним. Дрожащие пальцы сжимают амулет. Никогда прежде он не встречал в лесу других.

0

4

Итак, это своеобразный путеводитель для формирования личности персонажа, который я написал сам для себя, чтобы облегчить процесс и лучше вникать в тонкости. Он состоит из двух частей: краткой сводки, а также опросника по внешности и характеру. Первое - материал скорее рабочий, конфиденциальный. Второе очень помогает писать анкету. Во всяком случае, именно те два пункта, раскрывать которые мне всегда удавалось с трудом.

КРАТКАЯ СВОДКА

ИМЯ ФАМИЛИЯ
пишется под проект: ---
• имя:
• прозвища:
• возраст:
• ориентация:
• телосложение:
• рост и вес:
• цвет волос:
• цвет глаз:
• тип кожи:

• основные черты:
• поведение:
• психика:
• отношения:
• внешний вид:
• любимая одежда:
• личные вещи:
• предпочтения: 
• антипатии:
• любимая музыка:
• любимые авторы:
• условия жизни:
• семья:

• прочее:

bb-code
Код:
[quote][align=right][font=Arial Narrow][size=20][b]ИМЯ ФАМИЛИЯ[/b][/size][/font]
[size=10]пишется под проект: [url=---]---[/url][/size][/align]
• [i]имя[/i]: 
• [i]прозвища[/i]: 
• [i]возраст[/i]:
• [i]ориентация[/i]:
• [i]телосложение[/i]:
• [i]рост и вес[/i]: 
• [i]цвет волос[/i]:
• [i]цвет глаз[/i]:
• [i]тип кожи[/i]: 
[hr]
• [i]основные черты[/i]: 
• [i]поведение[/i]:
• [i]психика[/i]: 
• [i]отношения[/i]:
• [i]внешний вид[/i]: 
• [i]любимая одежда[/i]: 
• [i]личные вещи[/i]: 
• [i]предпочтения[/i]:  
• [i]антипатии[/i]: 
• [i]любимая музыка[/i]:
• [i]любимые авторы[/i]: 
• [i]условия жизни[/i]:
• [i]семья[/i]:

• [i]прочее[/i]:

ОПРОСНИК

ОПИСАНИЕ ВНЕШНОСТИ

≡ рост и вес, соотношение
≡ особенности телосложения
≡ особенности кожи
≡ татуировки, шрамы и т.п.
≡ характерные черты лица
≡ цвет глаз, особенности
≡ цвет волос, прическа
≡ сложение плеч и рук
≡ движения, походка, осанка
≡ одежда, обувь, побрякушки
≡ взгляд со стороны

ОПИСАНИЕ ХАРАКТЕРА

≡ основные черты
      • главная черта характера/её особенности
      • самоощущение в мире
      • влияние обстановки/обстоятельств/прошлого
      • степень уравновешенности
      • степень уверенности в себе
≡ основные наклонности
      • склонен ли общаться, как и с кем
      • склонен ли доверять, кому и в связи с чем
      • склонен ли анализировать/ждать подвоха
      • склонен ли манипулировать/поддаваться манипуляциям
      • склонен ли к агрессии/миролюбию
      • склонен ли к участию в конфликтах, в какой роли
      • склонен ли к нарциссизму/саморазрушению
      • склонен ли к эгоизму/самопожертвованию
      • склонен ли к состраданию/равнодушию
≡ особенности поведения
      • визуальный контакт
      • особенности речи
      • особенности походки
≡ характерные жесты
      • жестикуляция в разговоре
      • особенности мимики
      • жесты-паразиты
      • прочее
≡ предпочтения и антипатии
      • предпочтения/антипатии в окружении
      • предпочтения/антипатии в литературе
      • предпочтения/антипатии в музыке
      • предпочтения/антипатии в еде
≡ бытовые привычки
≡ мечты, желания, сожаления
      • многолетнее
      • сиюминутное
≡ интересы, навыки
      • основной круг интересов
      • склонность к обучаемости
      • полезное и бесполезное
≡ страхи, фобии
      • источники страха
      • страхи обоснованные
      • страхи надуманные
≡ секреты, скрытые желания

0

5

ЕСТЬ ВЕЩИ, ОТ КОТОРЫХ НЕ СБЕЖАТЬ.
ОНИ СТАНОВЯТСЯ ТВОЕЙ СУТЬЮ. ЛИБО ПРИВЫКАЙ, ЛИБО НЕТ.
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..Адам Хэллвуд
ADAM HELLWOOD

ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ
02 ноября 1993, 24 года;
СТРАНА, РОДНОЙ ГОРОД
Принстон, Нью-Джерси, США
ПРОФЕССИЯ
Студент Princeton University
Совладелец книжного магазина
Гитарист в рок-группе
Донор крови AB(IV)

ГРУППА
Survivors, искатель
ВЫБРАННАЯ ВНЕШНОСТЬ
Robbie Wadge: o1, o2, o3
СВЯЗЬ С ВАМИ
icq
613257660
skype
from.lone.some

НАВЫКИ и ИНТЕРЕСЫ
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
"Жизнь его бывает настолько увлекательной главным
образом потому, что он сам редко соображает что творит".

Адам из тех, кто быстро приспосабливается к самым разным условиям. Но обычно этому мешают три вещи: врожденное отвращение к жестокости (монстры не в счет), относительно низкий болевой порог и склонность к необдуманному геройству. Первое обстоятельство также не позволяет ему быть хорошим стрелком, когда речь идет о живых мишенях. Он способен это преодолеть, если ситуация патовая, но надежного снайпера из него никак не получится. Выживать в одиночку ему непросто, впрочем, тут помогает умение быть незаметным: способность тихо передвигаться и чуткий слух. Он обладает незаурядной интуицией, которую мог бы слушать чуть чаще, чтобы не влипать в неприятности. Из него не получится и подручного медсестры, хотя первую помощь он оказать сумеет. Но сумеет, не значит, что он сделает это быстро и безболезненно. Здесь, пожалуй, есть к чему стремиться, как и во многом другом. Парень весьма вынослив, когда речь идет о пеших походах на большие расстояния, чему поспособствовал изматывающий пост-апокалиптический марафон от Принстона до Детройта, вот только короткие стремительные марш-броски даются ему похуже. Печальная новость тут в том, что он плохо ориентируется на местности без карты, как и большинство городских обывателей, не слишком любивших походы, потому старается держаться ближе к дорогам.
Адам умеет стрелять из охотничьей винтовки, дробовика и обреза дробовика, а также весьма неплохо обращается с составным луком, но это собственно, всё, что ему доводилось держать в руках, не считая режущих предметов: охотничьего ножа и пятнадцатидюймового туристического мачете. Отдельный бонус – опасная бритва, так как бороду носить непривычно, а вот добывать одноразовые всё труднее с каждым днем.

ИСТОРИЯ
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
"В темноте человек склонен к самокопанию,
а от этого и застрелиться недолго".
— Ты боишься темноты, братец.
— Боюсь. Как и все.

ПРИНСТОН, НЬЮ-ДЖЕРСИ
5/09/2016
17:03

Я свернул на подъездную дорожку у дома родителей как раз в тот момент, когда мать закончила вешать плакат над входной дверью. "С возвращением, Джейсон!" Она обернулась ко мне с широкой улыбкой, слегка увядшей, едва до неё дошло, что перед ней припарковался не тот сын. Всего-лишь-Адам. Тихоня-Адам. Раздолбай-Адам. Бери-пример-с-брата-Адам. Я натянул на лицо дебильную ухмылку из рекламы зубной пасты и вылез на свет божий.
- О, Адам. Мы так ждали тебя, милый. Джейсон скоро приедет, - она неловко обняла меня, – Я хотела встретить его в аэропорту, но он не позволил.
Я только вздохнул, заслышав в её голосе нотки обиды. Конечно, не позволил. Мой брат не собирался ехать домой прежде, чем получит возможность снова перепихнуться с Роуз.
- Перестань беспокоиться. К ужину он наверняка объявится. Может и не один.
Мать бросила на меня подозрительный взгляд.
- Думаешь, он приведет с собой ту девицу?
Мой рот растянулся в улыбке куда более искренней. Роуз Уэлш – черное пятно на идеальном фасаде репутации Джейсона. Как тот огромный сорняк, который торчит из-за бессмысленно дорогой дизайнерской изгороди. Впрочем, Линде Хэллвуд, совершенно необязательно было знать о маленьких приступах превосходства, которые для меня и так редки. Так что, когда она отпустила меня, я предпочел изобразить напряженную работу мысли.
- Какую девицу, мам? Я говорил о Миллере, - лучший друг Джейсона тоже пошел в морпехи, но вернулся месяцем раньше и засел дома. Каждые две недели он наведывался в дом наших родителей, чтобы поболтать с отцом и вылакать бутылку виски. Миллер был из тех парней, которые и в аду не изменяют привычкам. После ужина он, должно быть, собирался утащить братца к себе и устроить грандиозную пьянку. А я вообще не был уверен, что хочу знакомиться с новым Джейсоном.

19:46
sms

"Хэй! Как оно там, старик?"
"Джей всё еще не приехал. Мать на нервах, разогревает ужин третий раз. Стоило всё же поехать за ним в аэропорт и приволочь домой."
"Приволочь? Адам, твой брат морпех. Ты для него всё равно что котенок беспомощный."
"Лучше скажи мне то, чего я не знаю. Умеешь ты успокоить. Иди к черту, в понедельник увидимся."
"Ага. Конспекты не забудь, юный гений."

20:32

Неловкая тишина. Джейсон прикатил лишь полчаса назад, и, как выяснилось, он стал не слишком общителен. Отец смотрел хмуро, но с пониманием. Мать делала робкие попытки завязать разговор. Я почти дремал, подперев голову рукой, а Джейсон ковырялся вилкой в своем салате. Прямо старые добрые времена. Были бы. Если бы мы с братом не избегали столь усердно семейных ужинов.
- …расхаживал перед участком с листовками о конце света, – голос отца звучал так, будто он говорил из подвала. Похоже, мне почти удалось заснуть.
- Что? – я тряхнул головой, прогоняя сонный туман. Краем глаза заметил, что брат одобрительно ухмыльнулся. Одобрительно? Должно быть, это всё еще был сон.
- Адам… - мать неодобрительно поджала губы, однако решила всё же избежать нотаций. Вот спасибо. – Отец рассказывал о человеке, которого они задержали вчера. Он запугивал людей прямо перед полицейским участком.
- Ну, листовки, еще не запугивание, верно? – Джейсон открыл рот впервые за последние пятнадцать минут.
- Верно сынок, но он пугал женщин, хватая их за руки. Мы задержали его на двое суток, чтобы он слегка… подостыл.
- Так что за листовки? Снова какой-то религиозный фанатик вещал о божьей каре? – я всё еще безуспешно пытался проснуться.
- Нет, это всё затмение… Некоторые всегда найдут повод для Апокалипсиса. Знаете, пойду-ка я налью всем кофе. Тебе, Адам, похоже не помешает чашка побольше, – тон матери был странным, он совсем не подходил её оптимистичной натуре. Мы удивленно наблюдали, как она выходит из-за стола, направляясь на кухню. Её взгляд был направлен в пол. Намного позже, сражаясь за свою жизнь, я думал, не от неё ли унаследовал такую развитую интуицию.
- Что ж, тем лучше, что завтрашний день он проведет в камере. Затмение закончится, и пугать народ будет нечем. Хоть какое-то время. Мы же не в средневековье. Зачем придавать такой смысл обычному природному явлению?

6/09/2016
15:18

- Привет, братишка. Проснулся?
- Джей? Да, проснулся. Час назад. Где ты добыл мой номер?
- Ну а где я мог его взять? На бумажке возле домашнего телефона.
- Окей. И зачем ты звонишь со всей этой братской заботой? Хочешь попросить об одолжении века?
- Вполне вероятно. Слушай, я здорово напился вчера: похмелье адское, а ты теперь при колесах… Может докинешь меня до дома?
- Номер службы такси был написан прямо под моим. О, и подчеркнут.
- Да ладно, Адам. Я же знаю, что ты споришь только из-за упрямства. Ну будь клевым младшим братом, а?
- С каких пор ты вообще считаешь меня частью семьи? Ладно, к черту. Я приеду через час. Постарайся за это время опохмелиться.
- Как скажешь, командир. Жду с нетерпением.

15:27

- Мам, я только заберу его и привезу домой. Здесь нет поводов для паники. Верно? – она выглядела даже хуже, чем я. Бродила по дому, сутулясь и зябко кутаясь в длинный кардиган. Под глазами виднелись темные круги.
- Не знаю, дорогой. Может, я просто приболела немного. Ладно, поезжай, но прошу тебя, постарайся доехать туда до затмения. Или на обочину сверни.
Я обернулся, удивленно приподняв брови. Моя мать никогда не была суеверной - она была той, кто отправлял Джейсону порнуху на службу, в одной коробке с теплыми носками.
- Что за бред? Небеса не рухнут, ведь ты не веришь в конец света, – под моим скептическим взглядом она поежилась и выдавила усталую улыбку.
- Конечно, не верю… Но что, если кто-то на дороге запаникует и врежется в тебя? Люди стали такими впечатлительными… Просто будь осторожен.
Не нравился мне этот настрой. И я бы отмахнулся, если бы не маленький холодный комок в груди.
- Твоя взяла. Я буду осторожен, обещаю, – я, как примерный сын, поцеловал её в щеку и направился к выходу.
- Присмотрите друг за другом!
- Да, мэм!
Знать бы мне тогда, что это были последние слова, которые я от неё услышал.

16:07
sms

"Почти на месте, буду через пять минут. Ты ведь уже не в том состоянии, чтобы блевать в моей машине?"
"Всё путем, командир. И прекрати быть мелким засранцем."

16:35

- Адам? Адам! Давай, очнись!
Всё мое тело было слишком тяжелым и будто разваливалось на части. В левом виске пульсировала острая боль. Я слышал знакомый голос, но никак не мог вспомнить, кому он принадлежит и, не менее существенное, что вообще случилось. Вокруг была сплошная тьма. Мой заторможенный мозг не сразу сообразил, что стоит открыть глаза. Я почти сделал это, когда обладатель знакомого голоса решил потрясти меня за плечо. Плохая идея. Мои легкие сумели выдавить хриплый стон.
- О, слава богу… Миллер, он жив! Помоги вытащить из машины.
О нет. Вытащить? Очень, очень плохая идея. Но кого это волновало? Я услышал щелчок, прежде чем понял, что ремень меня больше не держит, а значит я вот-вот свалюсь на обочину. Мистер "Он жив!" решил всё же не допустить этого, в последний момент подхватил меня и выволок меня на асфальт. Или их было двое? Миллер? Я вроде знал это имя.
- Джейсон? – вот чудеса - мой рот соображал быстрее, чем мозги. Боль в теле, как ни странно, немного улеглась, но голова всё еще раскалывалась.
- Я, командир. Ты угодил в небольшую аварию. Разбил голову, но жить будешь. Ничего серьезного. Мы дотащим тебя до дома родителей, а оттуда постараемся дозвониться в больницу. Может откроешь глаза?
Я попытался последовать его предложению, о чем немедленно пожалел: в глаза словно сыпанули песком, а потом попытались проткнуть их ручкой. С третьей попытки мне удалось разглядеть смутные очертания брата. Он помог мне сесть, а теперь протягивал бутылку с холодной водой. Я не стал пить, но приложил её к виску.
- Что случилось? – вновь обретенное зрение не принесло ничего хорошего. Я увидел еще несколько разбитых машин вдоль улицы; друзья Джейсона как раз осматривали ближайшие. Мой брат выглядел ненамного лучше меня. И у него был странный взгляд: какой-то загнанный. – Как я угодил в аварию?
- Мы сами не очень поняли, что произошло, но… - он облизнул губы и уставился в пустоту. Тогда к нам подошла высокая брюнетка, которой я прежде не видел. Что не удивительно. Мы с братом всегда вращались в разных кругах. Я со студентами и музыкантами, а он среди вояк и знойных красоток.
- Мы все отключились, когда затмение вошло в полную силу, малыш. То есть… вообще все. И ты тоже, потому и влетел в этот столб, – её голос был чуть более низким, чем я представлял. Боже, что за идиотские мысли. – Когда мы очнулись, некоторые ребята… Были мертвы. Четверо придурков на том свете, можешь поверить? Потому твой брат бросился тебя искать. Он думал - ты умер. Тут творится какая-то херня, надо вызвать копов или службу спасения. Сделать хоть что-нибудь. Вы же чертовы солдаты! Узнайте, что происходит, – у девчонки слегка сдали нервы, голос стал выше, и она пнула моего брата ногой, в попытке заставить его немного очухаться. Я чувствовал, как сердце колотится о ребра.
"Присмотрите друг за другом!"
- Джей, а родители… - в его глазах я увидел отражение собственной паники. Это вынудило меня подняться с асфальта. Он подхватил меня, закинув мою руку себе на плечо, и потащил к тротуару.
- Мы всё выясним, братишка. Только прежде нужно добраться до дома.

17:51

- Мам? Отец? Он уже должен был вернуться домой. Еще до затмения. Я посмотрю в гостиной.
- Адам, подожди. Я сам посмотрю, а ты иди и забинтуй свою ногу. Сейчас только инфекции не хватало.
- Нога подождет. Они должны быть здесь.
- Адам, нет… Адам!
- Мам! Эй, эй, мам. Ну приди в себя… Дыши, дыши, пожалуйста! Джей, проверь отца!
- Адам…
- Не стой столбом! Позвони в скорую!
- Братишка, поздно… Они мертвы. И все телефоны сдохли…
- Нет. Черт, нет! Люди не умирают без причины! Им нужна помощь!
- Тише, командир. Ничем тут уже не поможешь… Идем, сядь здесь… Я осмотрю твою ногу, а потом соберем припасы и… Не знаю. Пойдем куда-нибудь. В городе оставаться нельзя, скоро начнется массовая паника. Отец всё еще хранит ту охотничью винтовку?
- Да, в сейфе… Код тот же.
- Хорошо, я возьму её. Эй, не уплывай! Я знаю, как это хреново, знаю. И мне не лучше. Но нам нужно держаться, иначе не выживем. Слышишь? Я без тебя не справлюсь.
- Ладно… Ты прав… Что мне делать?
- Собери продукты в дорогу. Всё, что долго хранится. И побольше воды. Пока сложи на столе. У тебя есть хорошие ботинки? Вроде армейских.
- Вроде бы…
- Возьми их. И теплую одежду. Лучше, чтобы она была еще и прочной. Аптечку я сам соберу. Давай! Миллер придет сюда через час.
- Один? Как же другие? Та девушка?
- Убежала. А я слишком плохо знаком с ней, чтобы от поисков был толк. Скажу жестокость, но она – не моя забота. Сейчас ты – моя забота. И я собираюсь вывести нас отсюда.

21:20

- А здесь не так уж отстойно, – Миллер пробежался по залу и забросил в корзину баскетбольный мяч.
Я проводил его безучастным взглядом, после чего растянулся на трибуне. Они почему-то решили, что спортзал в пустой школе будет отличным убежищем; вот только от кого? Никто из нас не понимал, что происходит. На улицах было множество мертвых, живые метались в панике, электричество отключилось, как и мобильные телефоны. Новые машины, напичканные электроникой, не заводились. Некому было тушить пожары, здания взрывались, потому что люди включали газ, прежде чем отправиться на тот свет или врезались в бензоколонки. Многим казалось, будто началась война, а я так не думал. Чувствовал, здесь что-то иное.
- Ты как, в порядке? – я повернул голову и поймал хмурый взгляд Джейсона, который чистил отцовскую винтовку. Что будет, когда ему придется стрелять? Мне не хватало оптимизма даже на "если".
- Нет, не в порядке, - в новом мире лгать ему не было смысла. – Родители умерли. И я…
- Парни, эй! Что это за фигня? – Миллер пятился от входной двери, указывая на неё кольтом сорок пятого калибра; из щели лез какой-то странный черный дым. Джейсон поднялся, бесшумно двинувшись туда, а я взял фонарь и встал рядом с Миллером. – Пожар?
- Будь это пожар, здесь бы воняло, а я ничего не чую… Да и не слышу нихрена. Братишка, посвети… Ого, – едва я направил луч света на дверь, дым рассеялся. Миллер бросил на меня растерянный взгляд, я лишь пожал плечами. Джейсон уже тянул на себя дверную ручку.
- Плохая идея, Джей, – мне с трудом удавалось узнать собственный голос – ломкий, пропитанный холодом.
Он не послушал меня. И распахнул дверь.

ФИЛАДЕЛЬФИЯ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ
29/09/2016

Вот вам правила выживания в дивном новом мире:
- Тьма убивает, имей при себе фонарь. Хороший фонарь.
- Фонарь привлекает монстров, держи под рукой что-то острое.
- Батарейки/бензин для фонаря и патроны – вещи третьей и четвертой необходимости.
- Будь готов к тому, что за всё это тебя захотят прикончить мародеры.

Мы пошли в Филадельфию, потому что Миллер хотел найти здесь свою сестру. Но её дом оказался пуст, а на холодильнике висело расписание рейсов до Амстердама. Похоже, она улетела за несколько дней до затмения. Это было хуже, чем найти её живой, но определенно лучше, чем обнаружить очередной гниющий труп. Мы теперь постоянно натыкались на трупы. В машинах, в домах, посреди улицы. Некоторые выжившие старались их сжигать, над стадионами, площадями и бассейнами вились столбы дыма. Воздух там был пропитан удушливой вонью. Джейсон старался обходить эти места стороной. Миллер пытался спорить, когда ему казалось, будто мы идем слишком медленно, а я просто делал то, что велят. И не узнавал себя.
Прежде мы с братом вечно спорили; по малейшему поводу. Меня бесило то, что он всегда считал себя правым, бесило снисходительное отношение и издевательская кличка "командир", а после неё "а, это мой брат-раздолбай Адам". Ведь я вовсе не был раздолбаем. Я много учился, экстерном сдал экзамены, играл в школьной баскетбольной лиге, потом поступил в университет с весьма достойной стипендией, а вскоре после этого стал совладельцем крошечного книжного магазина, обустроенного рядом с кампусом. У меня была своя рок-группа и статус донора крови в водительских правах. Но правда в том, что теперь всё это не имело ровно никакого значения. Ничто из этого не научило меня бороться за свою жизнь. Так что мой брат стал единственным, на кого я мог положиться. Показал мне, как обращаться с винтовкой и ножом так, чтобы не лишить себя каких-нибудь частей тела, как обрабатывать раны. И всё это в течение каких-то трех недель. Разумеется, спецом за этот срок я не стал. А от вида крови всё еще почти падал в обморок. Но мне хотя бы удавалось то, о чем я не так давно даже думать боялся.

12:02

- Нам действительно нужно уходить. В больших городах лучше не задерживаться, – Джейсон вошел в дом с сумкой, набитой тремя галлонами воды. Мы ведь тоже были мародерами. Еду и воду никто не раздавал, никто не следил за порядком на улицах. Полный хаос. И Тьма каждую ночь.
Я взглянул на него, оценить, насколько он серьезен в этот раз. Не то что бы раньше это было похоже на шутку, но мы собирались уйти еще неделю назад. Если бы не Миллер. У парня слегка сдали нервы, в следствие чего он начал думать, будто его сестра в любой момент может вернуться домой. Поначалу мы позволяли ему верить в это, но потом поняли, что сделали только хуже. Его вера превращалась в паранойю и крепла с каждым днем. С каждой ночью, если быть честным. Думаю, каждый из нас это чувствовал. Пронизывающий холод в душе. Было и худшее. Мерзкий голос, напоминающий то, от чего сильнее всего хочется убежать. Не знаю, говорил ли он с Джеем. Я старался его блокировать. А Миллер… Медленно сходил с ума. И нам стоило бы поймать его прежде, чем он шагнет в пропасть.
- Не стоило вообще сюда идти, - я забрал у него то, что он принес, и начал распихивать по сумкам. Галлон на каждого. Не так уж и плохо. Смерть от обезвоживания явно не грозила нам в ближайшие дни. – Он должен был удостовериться, я понимаю. Но мы три недели провели в доме с призраком.
- Сейчас каждый дом набит призраками. Не обманывай себя мыслями о том, что где-то дела обстоят иначе. Весь мир в заднице. Просто нам стоит найти местечко, чуть меньше провонявшее палеными трупами. Вот, держи. От твоего ножика мало толку.
Мой взгляд опустился на то, что он пихнул мне в грудь. Похожее на огромный тесак в чехле, длиной около пятнадцати дюймов. Я взял это и вытащил из чехла.
- Ты что, серьезно? – он притащил мне туристический мачете с зазубренным обухом. Предполагая, что этой штукой я убью монстра быстрее, чем себя? В тот момент я как-то не разделял подобной уверенности.
- Поверь, это лучше, чем твоя зубочистка. И удобнее, чем топор. Ты приноровишься, а я перестану бояться, что тварь заглотит тебя быстрее, чем ты оттяпаешь ей башку.

КОЛУМБУС, ОГАЙО
01/11/2016
03:25

До той ночи я совсем не думал о том, что кровь монстров так похожа на битум. Вязкая темная дрянь сочилась из мертвой туши; она покрывала стены и пол, усеянный битым стеклом. В воздухе не было кислорода, только вонючий яд, наполняющий легкие. От него слезились глаза, а от каждого вздоха в груди всё горело огнем. Сознание включалось и гасло яркими вспышками. Полноценные мысли еще не добрались до моей головы. Только картинки. Словно кто-то щелкал выключателем в темной комнате.
Щелк.
- Здесь слишком много места, нужно найти комнату поменьше! – я вытряхиваю из сумки химические фонарики, надламывая каждый с громким хрустом, и разбрасываю вокруг, наполняя часть огромного зала жутковатым зеленым светом. Такие же штуки меньших габаритов висят на шее каждого из нас. Мы не должны быть здесь, но дневной свет ушел слишком быстро, загнав нас прямиком в центральный банк. Холл огромен, повсюду сталь, стекло и множество кабинок для посетителей. Слишком много риска. Слишком хорошо для монстров.
- Нет времени! – Джейсон с силой хлопает по чехлу у меня на бедре. – Приготовься!
Щелк.
Их три. В такое дерьмо мы еще не влипали. Я не вижу, но слышу, как острые когти едва-едва царапают пол. Эти твари способны перемещаться абсолютно бесшумно, вот только какой толк от еды, не приправленной страхом. Они любят охоту, и это куда интереснее. Когда твоя добыча трепыхается. Играть с ней, запугивать, отрывать по кусочку. Наслаждаться запахом крови. Но прежде бродить кругами, с каждым шагом всё ближе, заставляя людишек сильнее жаться к друг другу. Позволяя пасти медленно наполняться горячей вязкой слюной. Охота освобождает и связывает, ведь Тьма не хочет ждать. Ей плевать на хладные трупы. Плевать, насколько вкусны человечьи кишки. О нет, она желает высасывать жизнь так жадно, как только сможет. За промедление она жжет своих исчадий изнутри, рождая голод, не имеющий меры. И в тот момент они бросаются на нас.
Щелк.
Повсюду кровь и вспышки света. Одна тварь мертва, но химических фонариков не осталось; те, что были, разлетелись по залу, а без достаточного освещения нас добьет Тьма. Я бегу к застекленным кабинкам, поскальзываясь на лужах битумной крови и гладком полу. Нам нужен свет, и сейчас есть единственный способ его получить. Джейсон и Миллер не смогут сдерживать тварей достаточно долго. Воздух вокруг вибрирует от жуткого рыка, прежде чем разорваться от выстрелов из дробовика. У меня закладывает уши. Дробовик – последняя линия обороны. Времени не осталось.
Щелк.
Это третья кабинка. На пол летят формуляры, бумага для принтера, папки и стулья. Поливая всё это бензином, я чудом умудряюсь не покрыться им сам, потому что мои руки почти не слушаются. В двух частях зала уже вовсю полыхает огонь, но здесь зажигалку Миллера заклинило намертво. В паре футов от меня валяется чей-то рюкзак, так что я отчаянно бросаюсь в ту сторону. Спички должны быть в одном из внешних карманов. Гребаный апокалипсис!
Щелк.
- Адам! – я с трудом различаю крик брата, прежде, чем чувствую, как огромная вонючая туша сбивает меня с ног. Её пасть в каких-то десяти дюймах от моего лица, истекает слюной, а острые когти пытаются вырвать мне сердце. Я не слышу свой крик, но чувствую, как пальцы находят рукоятку ножа. А потом кромсаю всё, до чего могу дотянутся. Она лишается части конечностей прежде, чем головы. После чего, её останки падают на меня всем своим весом. И всё вокруг поглощает тьма.

ФОРТ-УЭЙН, ИНДИАНА
13/11/2016
11:16

- Мэм, мне ничего от вас не нужно, клянусь. Я лишь искал убежище на ночь. Мне казалось, что этот дом пуст, - я стоял на крыльце обшарпанного коттеджа, подняв руки. За щелью приоткрытой двери маленькая худая женщина целилась в меня из ружья. Ствол был направлен мне в живот, так как её рост едва ли превышал четыре фута, против моих шести. Позади неё стоял пятилетний мальчишка, засунувший большой палец в рот и глядящий на меня расширенными от страха глазами.
- Не нужно, как же. Парни, вроде тебя, на всё пойдут, лишь бы выжить. Но мой дом ты просто так не получишь, понял?! – она была голодна, напугана, а я думал о Джейсоне, который целился в неё из винтовки футах в ста пятидесяти от нас. Отсюда я никак не мог попросить его не принимать дурацких решений, и знал, он сейчас бубнит под нос: "Сделай шаг в сторону, Адам". И именно поэтому мне приходилось оставаться на месте.
- Мэм, я не собирался отбирать силой ваш дом, - мой голос звучал ровно, хотя колени дрожали и пот скапливался на висках. С монстрами никогда не знаешь, как оно выйдет, а вот захлебнуться собственной кровью от выстрела в упор совсем не хотелось. – Просто позвольте мне уйти, и вы меня больше не увидите.
- Нет, - она прищурилась и подняла ствол повыше. – Сначала, ты отдашь мне половину снаряжения. И воду. Тогда уйдешь живым.
Этого стоило ожидать. Сейчас и бабулька пристрелит за батарейки и лишнюю бутылку воды. Но она попросила лишь половину - светлый знак в темные времена.
- Хорошо. И я отдам вам всю еду, ладно? У меня тут только сухой паек… Из армейской комиссионки. Но его вам хватит на неделю, - я медленно стянул с плеча рюкзак и открыл его так, чтобы позволить ей увидеть снаряжение. Затем начал осторожно выкладывать вещи на летний столик у самой двери. Две бутылки воды, три пачки батареек из шести, несколько пачек армейского сухого пайка, теплые носки и перчатки, жаропонижающее и антибиотики из аптечки. Когда я закончил, она оценивающе осмотрела это, прежде, чем сделать шаг вглубь дома.
- Достаточно. Теперь проваливай с моей земли.

17/02/2017

В Форт-Уэйне мы провели чуть больше трех месяцев. Осели там, после того как Джей обнаружил бомбоубежище на заднем дворе какого-то старика. Тьма не проникала сквозь глухие стены, хотя лезла через вентиляцию, но от монстров защита была отличная. Прямо дом милый дом, при нашей-то жизни. Иногда мы встречали других выживших, пару раз убежище приходилось отстаивать силой, о чем я неизменно жалел по ночам. Книги и фильмы учили нас тому, что во времена глобальных катастроф люди объединяются против зла. Что ж, вот она Тьма. Наш главный враг, не так ли? А мы тут же включаемся в принцип "каждый сам за себя". Я еще не видел ни одной группы, численностью больше пяти человек. И всё гадал, сколько вообще нас осталось. Из семи миллиардов, удалось ли выжить хоть трети?

10:06

С последней вылазки Миллер вернулся не один. Их было двое, и, судя по форме – они были копами. А судя по взглядам – самодовольными мудаками. Вся одежда изодрана и заляпана кровью, на плечи и пояса навешан целый арсенал. У каждого пистолет в кобуре, дробовик, штурмовая винтовка и мачете вдвое больше того, что подарил мне брат. Один имел при себе целую гроздь световых гранат: оружия спорного назначения – ты на целых десять секунд разгоняешь Тьму и в то же время привлекаешь внимание всех монстров в округе. Вряд ли эти парни применяли их когда-нибудь, раз уж до сих пор топтали бренную землю. Джейсон, как и я, разглядывал их с подозрением, но Миллер убедил его, что наши гости обладали весьма ценной информацией, которой были не прочь поделиться по доброте душевной. Ну да. Держи карман шире.

12:08

- Так с чего вы уверены, что этот распрекрасный лагерь выживших в Детройте вообще существует? Звучит, как история о Волшебной Стране.
- Ну, кое-кто его так и называет. В том числе тот чувак, что поведал нам о нем. Он у них часовым был, пока его не выгнали "за нарушение внутреннего устава".
- Нарушение внутреннего устава, серьезно?
- Притормози, это не он так изъяснялся. Это было на бумажке написано, которую ему всучили на выходе. Прикинь, как будто до него на словах не дошло. Он всё мечтал той бумажонкой подтереться при особом случае.
- Теперь это звучит еще бредовее.
- А ты здесь самый умный что ли? Я тут душу, можно сказать, изливаю. Делюсь ценной инфой, хотя ты мне хрен с горы. Так будь любезен, поуменьши-ка долю сарказма в своем базаре. Волшебная Страна – один из самых больших лагерей для выживших на этом клочке континента. Сейчас там душ триста и с каждым днем приходят новые. Мы с другом, видишь ли, умник, занимаемся нехилой благотворительностью, рассказывая это парням, вроде тебя. Ты, может, и протянешь еще с полгодика, а вот братишка твой вряд ли доживет. Ну как у монстриков будет коллективная охота?
- Мой братишка за себя постоять сумеет. А ты лучше не провоцируй его. Ну как отстрелит тебе яйца ненароком?
- Не, глупый ты, солдатик. Пошли отсюда, Мики. Пусть детишки сами разбираются.

12:15

- Миллер. Объясни мне в двух словах, кого ты только что притащил и зачем?
- Джей, ты ведь сам говорил: нам стоит найти других. Присоединиться к большой группе. В одном он был прав, сколько мы еще так протянем? У Адама неплохо получается, но открой глаза уже – твой брат не убийца.
- Я знаю. Но это не повод доверяться первым встречным, прикинувшимся копами. Ты слышал его базар? Скорее уж беглые зеки.
- Мне плевать, кто они, если информация верная. Я устал жить одним днем! Выползать из этого бункера за водой и батарейками, только чтобы заползти обратно и переждать ночь! Ты правда хочешь вот так существовать до самого конца? Тогда флаг в руки! А я надеюсь еще хоть раз в жизни пообщаться с красивой девчонкой. И как-то не против, если с ней там будет еще три сотни человек.
- Боже, что за пафосные речи. Ну а ты, командир? Что скажешь?
- Миллер прав. Здесь мы получили передышку, но… Через несколько месяцев этот замкнутый круг сведет нас с ума. Повезет, если сами не прикончим друг друга.
- Тогда собирайте свои чертовы вещи. Завтра выдвигаемся. Повезет, если доберемся до Детройта живыми.

ДЕТРОЙТ, МИЧИГАН
28/02/2017
14:38

- Стойте! – до старой военной базы, на территории которой должен был быть расположен лагерь беженцев, оставалось еще мили три, когда нас остановил голос, доносящийся от остова упавшего самолета. Звучал он не то что бы уверенно, но мы всё равно остановились.
- Снайпер? Да ему лет пятнадцать, - предположил Миллер.
- Или он был вокалистом бойз-бэнда, - ответил я, вглядываясь в переплетение теней.
- Вон он, - Джейсон указывал на кабину пилота. Часть стекла отсутствовала, образуя большую темную дыру. Должно быть, его пробило стволом дерева при падении. – Видите блики от оптики? Это очень хреновый снайпер. Я бы поставил на вариант Миллера, - он набрал в грудь побольше воздуха. – Мы остановились! Что дальше?
- Что вам здесь надо? Кто вы? – обитатель разбитого Боинга наконец-то обрел уверенность, переходящую в нахальство. Я подумал, что так даже лучше, от страха люди чаще спускают курок и, к сожалению, начинают проявлять чудеса меткости.
- У него голос ломается, - Миллер равнодушно разглядывал самолет. – Точно подросток. Часовой, скорее всего. Совсем недавно без присмотра. Если так, то неподалеку должен ошиваться кто-то постарше.
- Необязательно, - сказал Джейсон вполголоса. – Мы всё равно что в зоне военных действий. Это далеко от учений. Ты взрослеешь быстро, или не взрослеешь вообще, - он поднял руки, словно проиграл в споре. – Я Джейсон Хэллвуд! Со мной друг и младший брат! Мы ищем большой лагерь выживших! Ты знаешь, как туда добраться?
- Может и знаю! Но я не должен приводить кого попало!
- Боже, - мой брат устало провел рукой по лицу. – Парень, ты хоть понимаешь, что я давно подстрелил бы тебя, если бы хотел? Не нужно высовывать половину ствола из укрытия!
На эту реплику наш юный друг решил не отвечать, однако ствол почти сразу втянулся в дыру. Через пару минут мальчишка вылез из фюзеляжа и осторожно направился к нам. Миллер ошибся. Ему было не больше тринадцати.
- Я Сэм, - он протянул Джейсону руку, хотя макушкой едва ли доставал тому до плеча. Мой брат, впрочем, рукопожатие принял. – Лагерь в двух милях отсюда, рядом с озером. На самом деле, я могу приводить всех, кто не пытался меня убить.

10/12/2017

Больше года прошло, а я, как и многие другие, всё еще не мог привыкнуть к новому миру. Забавно, ведь если взглянуть со стороны – каждый наш день был похож на предыдущий. Мы просыпались с рассветом. Все, кроме тех, кто охранял наш сон. Завтракали консервами и теми клочками зелени, что удалось вырастить самим. Затем каждый шел заниматься чем-то полезным, на что тратил почти всю светлую часть суток. Затем ужин, и снова на боковую. Звучит утопично, не так ли?
Всё от того, что я упустил пару деталей. Таких, как нападения монстров почти каждую ночь. Они слетались к нам, словно мухи на свет. Очень голодные, разъяренные зубастые мухи. Каждая стычка – крики, пальба, рык и вой. В такие моменты весь лагерь не спал. Порой ломался какой-нибудь из генераторов, что тоже добавляло паники, если не удавалось исправить поломку к ночи. Генераторов там было пять, каждый из них внушительных размеров, жрущий сотню галлонов топлива за неделю. Разумеется, работали они лишь по ночам, не считая того, что обеспечивал энергией госпиталь.
Все мальчишки старше двенадцати действительно проходили полевые учения в порядке практически принудительном. Их учили обращаться с холодным и огнестрельным оружием, правильно собирать аптечку и рюкзак для долгих пеших походов, оказывать первую помощь и часами стоять на страже с винтовкой наперевес.
От меня всё еще было не слишком много прока с огнестрельным оружием. Стрелял я относительно метко (хотя всё зависело от дистанции и подвижности цели), но проблема была в том, что мне не слишком хотелось попадать. В людей. С монстрами всё казалось намного проще. Подарок брата меня еще ни разу не подводил. А на третий месяц я оказался в команде охотников, вооруженный составным луком, после того как проговорился Джейсону, что в университете увлекался спортивной стрельбой. Никакие отговорки от этого меня не спасли. Я ходил тише других и обладал чутким слухом, вот только убийство животных мне тоже не слишком нравилось. За исключением одичавших собак, исправно разносивших бешенство.
Вот так и шло время. Охота, добыча припасов в городе, борьба за выживание с Тьмой, монстрами, и теми представителями гомо сапиенс, что окончательно поехали крышей на почве всеобщей разрухи. Одно утешало, всё это было куда проще в группе, чем одному или двоим.

11/12/2017
23:06

Ночь пахла прошедшей грозой и напряжением. Тогда я не понимал, что меня беспокоит, а теперь, оглядываясь назад, вижу это отчетливее, чем хотел бы. Было слишком тихо. Тьма не особо усердно отвоевывала затененные уголки, и ни одна Тварь не объявилась у стен, хотя солнце село много часов назад. Затишье перед бурей, знаете? Я не знал. Потому исправно пытался заснуть, ворочаясь на своей койке. Джейсон был снаружи, а Миллер спал в другом корпусе, так что мне некому было рассказать о своем беспокойстве.
Я поднялся и направился к выходу в тот самый момент, когда совсем рядом прогремел первый взрыв. Здание содрогнулось и пошло трещинами, стекла заколоченных окон осыпались с мерзким звоном, а меня, оглушенного, отнесло к дальней стене. На последующие несколько секунд наступила почти абсолютная тишина. Которую разорвало еще четырьмя взрывами, один следовал за другим, уже без задержек. Жуткий грохот сообщил о том, что какое-то из зданий лагеря рухнуло. До меня с опозданием доходила дерьмовая арифметика. Пять взрывов. Пять генераторов. Пять основных источников света для всей гребаной территории. Вот тогда я бросился за своим рюкзаком.
Проталкиваться сквозь толпу было непросто; люди кричали, метались, кто-то пытался угомонить и собрать в кучу насмерть перепуганных детей. Я вытряхнул содержимое рюкзака прямо на койку, чтобы раздать внушительную коллекцию химических фонариков – не самых мощных, но самых надежных в этом хаосе. Подумайте сами – они не сломаются, даже если швырять ими в стену и не погаснут, если только какой-нибудь твари не вздумается перегрызть такой пополам. Чехол с мачете, как и всегда, висел у меня на ремне, а вот обрез из-под матраса куда-то пропал. Впрочем, огнестрельное оружие в нашей ситуации имело второстепенный приоритет.
Казалось, будто мне пришлось целые сутки выбираться наружу, чтобы своими глазами увидеть тот ад, в который превратилось наше убежище. Повсюду мелькали лучи ручных фонарей, раскуроченные остовы генераторов догорали в огне, который перекинулся и на то, что находилось возле них. Но это было не самым худшим. Ведь огонь, в конце концов, разгонял Тьму. Самым худшим было количество тварей, что метались среди людей, бросаясь на каждого, кто казался им наиболее уязвимым. Я насчитал две дюжины, прежде чем отвлекся на то, чтобы снести пару клыкастых голов. С десяток монстров были мелкими, похожими на исхудавших койотов, подвергнутых высокому уровню радиации. Легко убить, но трудно заметить вовремя. И их становилось всё больше.
Я был занят поисками брата в этом пекле, когда споткнулся о чей-то труп. Не удержавшись на ногах, почти рухнул, угодив руками прямо в лужу теплой липкой крови. Один лишь взгляд на мертвое лицо заставил меня грязно выругаться. Миллер. Это он лежал в грязном месиве, раскинув с стороны руки, словно перед смертью пытался изобразить "снежного ангела". Его сердце было вырвано из груди. Мое сердце бешено колотилось.
Кто-то дернул меня за плечо, рывком поднимая на ноги, и потащил к стене. Я с трудом различил Джейсона в этом потрепанном силуэте, мой мозг немного замкнуло. Позади оглушительно затрещало, мы обернулись, чтобы увидеть, как умирает надежда: рушилось здание, в котором бойню пережидали все те, кто сражаться не мог. Женщины. Дети. Старики и те раненые, кого перевели туда из госпиталя, сразу после первых взрывов. В моей голове всё металась, скреблась жуткая мысль. Твари не умеют обращаться со взрывчаткой. Всё произошедшее было воплощено человеческими руками. Я чувствовал, как мной овладевает паника, а Джейсон тащил меня прочь. Исход этой ночи был слишком понятен. Пир для монстров. Вечная Тьма для людей.
Мы пробежали мили три, отбиваясь от тех тварей, что увязались за нами, прежде чем оказались в сыром подвале дома у самого озера. Оба задыхающиеся, покрытые кровью и грязью. Брат что-то говорил мне, но я уже не слышал, вокруг меня роилось слишком много черных мух.

12/12/2017
09:19

В то утро я, словно призрак, бродил среди мертвецов. Выпал снег, белыми хлопьями покрывающий землю, что почернела от крови и огня. Среди снежинок кружился пепел, а тишина стала оглушающей. Я не искал выживших, это было бессмысленно. Тех, кого упустили монстры, добила Тьма, от которой они уже не могли защищаться. А тем, кого и тьма не настигла, вряд ли пришло бы в голову испытывать судьбу снова. Но мне пришлось, потому что мой брат пропал.
Когда я очнулся, его не было в доме, дверь подвала оказалась распахнута, в проем уже пробивался скудный утренний свет. Я ждал почти два часа, но он так и не пришел. Это и привело меня туда, куда возвращаться хотелось меньше всего на свете. Переставлять ноги было тяжело, как и видеть глазами, полными слез. Я оплакивал этих мертвых людей молчаливо, но не сдерживаясь, потому что иначе, клянусь, мое сердце разорвалось бы от горя. Найти в тот день брата мне так и не удалось.

ЛОНДОН, ОНТАРИО
07/01/2018
13:16

Пять дней назад я пересек границу Канады. На пепелище мне попался обожженный кусок карты с заметками об известных лагерях выживших, достаточно крупных и хорошо организованных. Я всё думал, была ли между ними какая-то связь или эти сведения строились исключительно на слухах. Мне не слишком хотелось повторять всё сначала, не осталось веры в то, что скопление людей шансов на выживание имеет больше, чем одиночка. Вот только будь я одиночкой, мой брат не смог бы меня найти. Так что я еще раз отметил на карте ближайший лагерь канадцев, расположенный где-то в Онтарио, рядом с городком Ниагара Фолс, и оставил вместе с запиской в том самом подвале. Это было то, во что я мог и должен был верить: Джейсон жив и однажды мы увидимся вновь. А иначе - лучше сразу пустить себе пулю в голову, чем коротать дни в этом чертовом пост-апокалиптическом мире.
Ночевка в трейлере, была не слишком комфортной, но хотя бы самой спокойной за все последние дни. Света становилось всё меньше, у меня было четыре-пять часов, чтобы покинуть одно убежище и найти другое. А между тем и другим добыть воды, еды, бензин для лампы, батарейки и менее важной, но необходимой мелочевки. Только сейчас я начал осознавать, что на самом деле имел в виду Миллер, когда призывал нас бросить тот бункер. Порезы на моей руке саднили, напоминая, как оно – жить одним днем.
На шестой день я обошел Лондон. Сохранив приличную скорость, мог бы добраться до Ниагара Фолс за четверо суток, или мог потратить на это неделю. Если подумать, торопиться мне было некуда. Я продолжал идти для того, чтобы занять тело и голову, но по ночам оставался в ловушке с самим собой. Завел привычку вспоминать все свои любимые песни, чтобы прокручивать их в голове десятки, сотни раз. Странным образом, это спасало меня от отчаяния. И позволяло сделать еще один шаг.

Deadly Circus Fire – In Darkness We Trust

ОТКУДА О НАС УЗНАЛИ
.. .. .. .. .. .. ..
Нашел на LYL

ПРОБНЫЙ ПОСТ
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..

пост

Carpe Diem. Эти слова я вырезал перочинным ножом у себя на руке. От запаха крови у меня мысли путались, но в сущности, он ничто, по сравнению с ароматом жирного гниющего трупа, который мне пришлось вытаскивать из трейлера. В новом мире гниющие трупы – обыденность. Такая же, как отсутствие интернета или мобильной связи... Или кофе из автоматов, черт побери. Не знаю, на что я рассчитывал, эта вонь всё равно не даст мне заснуть. Нормальный сон тоже стал роскошью. Ты просыпаешься каждые десять-пятнадцать минут и в первые секунды мучаешься вопросом, почему не слышно отдаленных сирен, машин, проезжающих мимо твоего дома, да и вообще звуков ночного города. А потом понимаешь, что всё это полная хрень, далекое прошлое, и вполне вероятно, что в этот самый момент тебя хочет убить одичавший мародер, бешеная собака или тварь пострашнее. К счастью, у тебя имеются надежные друзья. Ремингтон и мачете. Боже, я ведь совсем не мой брат. Но Джейсона не вернешь.

Закончив, я рассматривал кровоточащие буквы на свей коже. Порезы неглубокие, через пару недель их разглядеть-то можно будет с трудом. Конечно, если я доживу. Сейчас сложно быть уверенным в этом. Хотя боль определенно заставляла меня чувствовать себя чуть живее чем, скажем, тот мужик, которого я скинул в овраг у дороги. На нем не было никаких видимых повреждений, что означает – его убила Тьма или сердечный приступ. А может инсульт? Я бы поспорил с кем-нибудь на банку консервов, но вынужден обдумывать это в гордом одиночестве. Для меня лучше, что его убили не люди, иначе ночевать здесь было бы довольно рискованно. С другой стороны, кто сказал, что завтра утром на это место не наткнется пара бандитов или дикарей? Когда я успел стать таким пессимистом? Мне стоило бы завязывать с этим.

Бинты в моей аптечке почти закончились, да я и не хотел их тратить на такую ерунду, поэтому просто перевязал руку чистым куском ткани. В трейлере я видел пятилитровую канистру с хлоркой, и теперь подумывал разлить её у двери. Это уничтожит запах моей крови и отвадит бродячих собак, которых с каждым днем всё больше. В детстве я любил собак. Черт, я и в колледже не испытывал к ним отвращения. Но это было до того, как они превратились в вечно голодных опасных тварей. Я отмыл нож водкой и убрал в рюкзак, размышляя о том, не потратить ли хлорку на трейлер. Проблема в том, что на уборку уйдет много сил, при том, что завтра я должен быть снова в пути, и всё это совершенно бессмысленно. Мне, в общем, доводилось спать в местах и похуже. Как в тот раз, когда Тьма застала нас неподалеку от бассейна, доверху забитого свежими трупами. Миллер устроил из них грандиозный костер, а я то и дело терял сознание от вони. Группу это изрядно повеселило бы, если бы Джейсон не пытался убить взглядом каждого, кто вздумал поржать надо мной. Странное дело, ведь до затмения он вовсе не был образцовым старшим братом и называл меня не иначе как Раздолбай Адам. Еще бы, ведь он пошел служить в морскую пехоту, в то время как я тратил свои дни на гитару и учебу в колледже. Предки гордились Джейсоном Патриотом. Раздолбай Адам мечтал усыпить его черепашку.

Весь этот психоз от усталости. Я давно нормально не ел, не спал, а о том, чтобы помыться приходилось только мечтать. Одиночество изводило не меньше. Новый дивный мир, где тебя, с большой вероятностью, пристрелят за еду. Это смешно, потому что в моем рюкзаке помимо воды лишь две пачки кошачьих консервов и крекеры. Вот и весь запас на ближайшие два дня. С Ремингтоном можно было бы поохотиться, имей я достаточный запас боеприпасов или, к примеру, меткость получше. В данный момент моим рекордом бы один удачный выстрел из четырех. С дефицитом патронов – так себе перспектива. К тому же, стрельба сейчас привлекает к себе слишком много внимания. Не страшно для группы – смертельно для одиночки, которому всё оружие и навыки выживания достались от пропавшего без вести старшего брата.

Снаружи темнело, и вонь из трейлера немного выветрилась, так что я воплотил идею с хлоркой у двери, после чего взялся завешивать окна. Каждая ночь теперь была лотереей. Свет мог спасти тебе жизнь, а мог стать причиной довольно мучительной смерти. Еще одна проблема с охотой: необходимость разжигать костер. Днем от него шел бы дым, а ночью… Ночью на него всякое могло приползти. Увольте, уж лучше консервы.

Я зажег лампу Колмана и вышел наружу, удостовериться, что света не видно. Получилось неплохо, учитывая, что лампа стояла на полу. Там же я разложил свой спальник. Кровати в трейлерах подходят, в лучшем случае, двенадцатилетним, никак не шестифутовым дылдам вроде меня. Вернувшись в трейлер, я поискал, чем бы заклинить дверь, но не обнаружил ничего подходящего. Ключей тоже не нашлось, они наверняка остались в штанах того мертвяка. Мне оставалось лишь тихо материться себе под нос и надеяться, что я проснусь, имея при себе все части тела.

0

6

опоп

0

Тема закрыта
Страница: 1

Вы здесь » AMNESIA » ≫ ROAD HOUSE » test theme

Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно